Новости
Хейден Уайт. Практическое прошлое. М.: Новое литературное обозрение, 2024. Перевод с английского Константина Митрошенкова, Армена Арамяна
30.04.2024
Хейден Уайт известен тем, что в середине XX века разбудил историков от догматического сна, разъяснив, что их труд мало чем отличается от творчества писателей, сочиняющих художественные тексты. Со временем историки свыклись с этой идеей, и она утратила свой бодрящий шоковый потенциал, а вместе с ним и эвристическую ценность.
В своей последней прижизненной работе, вышедшей на языке оригинала в 2014 году, Уайт отошел от релятивистских позиций («все равно всё нарратив — и неважно, кто его пишет»). Ученый резко противопоставил историю профессиональных историков «практической истории», т. е. истории, которая доступна всем людям без исключения и связана с их непосредственными нуждами. Если история «для профессионалов» никого ничему не учит, то история практическая, напротив, «заставлять людей думать о том, как можно использовать прошлое для этически вменяемого перехода из настоящего в будущее».
Как пишет во вводной статье Андрей Олейников, из перспективы практической истории следует любопытное следствие для исторических событий. В некотором смысле они не происходят «где-то там, сами по себе». Последствия их никак не предопределены, поскольку только мы в настоящем «позволяем им случиться», ощущая свою сопричастность фактам, которые возникли без нашего ведома или участия. Так, например, залоговый аукцион 1995 года по-настоящему случается только тогда, когда кто-то в настоящем решил изменить в связи с ним свою политическую позицию.
Некий парадокс этой замечательной нетолстой книги заключается в следующем: чтобы постичь противопоставление аморальной профессиональной истории и нравственной практической истории «для всех», читатель должен быть неплохо подготовлен, а лучше — закален в академических боях.
«...дело не только в искуплении грехов самого Леви. Его текст — это описание того, на что похожи жизнь и смерть в концентрационном лагере Освенцим. Это не воображаемый мир, однако едва ли можно описать его, не используя поэтические средства. Я неоднократно отмечал, что Леви не сообщает никакой фактической информации, которую нельзя было бы отыскать в справочнике. Вместо того, чтобы рассказывать нам о том, „что произошло“, он рассказывает о том, „как это можно почувствовать“, насколько унизительно это — „выживать в Освенциме“. Находимся ли мы тогда в области вымысла? Едва ли».